Два мира..

Понимаю, какую ассоциацию вызывают у старшего поколения вынесенные в заголовок слова. Вспоминается октябрятско-пионерско-комсомольское детство, в котором учителя, "Пионерская правда" и телевизор твердили нам, что прекрасный СССР, дескать, страна счастья, радости и свободного труда, а зловонная Америка — страна эксплуатации и чистогана. В настоящей заметке я как в "старые добрые времена" опять буду сравнивать СССР и США, вернее двух ученых из этих стран. Но сначала загадка.

У нас — И.В. Курчатов, у них — Р. Опенгеймер.
У нас — И.Е. Тамм, у них — Э. Ферми.
У нас — Я.Б. Зельдовмч, у них — Э. Теллер.
У нас — А.Д. Сахаров, у них... А кто у них?

Пожалуйста, подумайте пару минут...

У них Станислав Улам. Именно он сделал для американского проекта тоже, что Сахаров сделал для советского. А именно, в тот критический момент, когда основные идеи лидеров создания водородной бомбы Зельдовича и Теллера обнаружили свою полную несостоятельность Сахаров у нас и Улам у них предложили выход из грозившего полной катастрофой зловещего тупика. Оба практически одновременно нащупали ключевую мысль, необходимую для создания водородной бомбы. У нас она получила условное название "третьей идеи", а у американцев "ядерной эмплозиеи". Суть идеи проста, но вместе с тем великолепна с точки зрения физики. Давление излучения, которое возникает при взрыве обычной атомной бомбы, МОЖЕТ сжать материал водородной бомбы до таких плотностей и температур, при которых становиться возможным протекание неуправляемой термоядерной реакции.

Мне всегда было любопытно сравнить взгляды С. Улама и А.Д. Сахарова. И если с начала 90-х годов о жизни и научном творчестве Андрея Дмитриевича у нас в стране стало появляться достаточно много публикаций и монографий, то о Станислове Уламе информация всегда была очень скудной и конспективной. В советское время это происходило из-за того, что Улам считался врагом СССР, ярким представителем "американских ястребов" в западных научных кругах. В постсоветское время из-за развала отечественной науки, а вместе с ней и всей системы издания научных и научно-популярных книг на русском языке.

В прошлом году издательство "Регулярная и хаотическая динамика" выпустило подряд две новые книги. Это

Г. Горелик, "Андрей Сахаров. Наука и свобода", "РХД", 2000;
С. Улам, "Приключения математика", "РХД", 2001.

Как будто специально, чтобы я мог провести сравнение личностей Улама и Сахарова. Конечно, книги абсолютно не равноценны. Геннадий Горелик написал нечто, похожее на научное эссе о жизни Андрея Дмитриевича с элементами комментариев к "Воспоминаниям" А.Д. Сахарова. "Воспоминания" впервые легально были изданы в нашей стране двумя толстенными томами издательством "Мысль" в 1996 году. Стиль и манера представления материала Г. Гореликом очень напомнили мне читанную раннее монографию американского историка Дэвида Холловэя "Сталин и бомба" (Новосибирск, "Сибирский хронограф", 1997).

Книга Станислава Улама — это мемуары, написанные от первого лица. Со всей свойственной мемуарной литературе пристрастностью и необъективностью, опечатками, неточностями и исторически не оправданной расстановкой акцентов. То есть мемуары очевидца, чем они и интересны.

Что я могу сказать? Все сравнения в пользу Андрея Дмитриевича Сахарова. Без всякого сомнения, Андрей Дмитриевич был и умнее, и честнее, и добрее, чем Станислав Улам. А в этических вопросах создания и возможного применения атомного и ядерного оружия между мировоззрениями Улама и Сахарова непреодолимая пропасть. Как всякий еврейский эмигрант, чудом спасшийся из лап немецкого фашизма (Улам отплыл в Америку за несколько дней до нападения Гитлера на Польшу; из оставшейся в Польше многочисленной родни С. Улама случайно уцелели только две его тетки), С. Улам стал большим патриотом США, чем даже американский президент. Поэтому создание и применение атомного оружия Улам считает полностью оправданным, а гонку вооружений между СССР и США неизбежной и необходимой. Никакими этическими вопросами он не мучается. Все предельно ясно: Америка спасла его от фашизма, дала интересную и хорошо оплачиваемую работу, позволила самореализоваться. Поэтому Америка — самая лучшая страна, а все, что она делает автоматически правильно и диктуется высшими интересами человечества. Лично мне абсолютно не возможно представить причины, которые подвигли бы Улама на отказ работать на правительство и заставили бы уйти в оппозицию к американскому режиму. Недаром, Улам очень скупо упоминает о трагедии Опенгеймера и полагает, что эта трагедия была вызвана исключительно непомерными личными амбициями научного руководителя проекта по созданию первой атомной бомбы. Потрясающее непонимание ситуации!

Вместе с тем, книга Улама очень интересна с фактической стороны. Много ли мы знаем о работе польских ученых в период между двумя мировыми войнами? А о довоенной системе высшего образования в США, о тех трудностях, которые испытывали молодые американские ученые до атомного проекта? А что наши соотечественники знают о таком корифее квантовой механики как фон Нейман и его роли в создании атомной и водородной бомб? Практически ничего. Воспоминания Станислава Улама восполнят этот пробел.

Единственное, что серьезно разочаровало меня в "Приключениях математика", это очень краткий и весьма невнятный рассказ о высшем достижении Улама — изобретении механизма ядерной эмплозии. Если не знать, что именно С. Улам предложил этот механизм, то в главе "Супер" вообще можно пропустить описание коренного перелома в создании американской водородной бомбы! Вот она — секретность. Андрей Дмитриевич в своих воспоминаниях о создании первой советской водородной бомбы пишет гораздо подробнее, хотя и он связан узами секретности. В этом смысле книга Г. Горелика восполняет многие пробелы в воспоминаниях Сахарова и Улама.

С моей точки зрения, Горелик слишком часто отвлекается на посторонние темы и льет много воды. Кроме того, высочайшие моральные качества Андрея Дмитриевича Сахарова и те мотивы, которые двигали Сахарвым при разрыве с советской политической элитой, в монографии Горелика изложены крайне поверхностно. Если читатель хочет понять Сахарова, то ему лучше обратиться непосредственно к "Воспоминаниям". А если просто узнать ряд исторически достоверных занимательных фактов из истории советской науки, тогда книга Горелика подойдет как нельзя лучше. К неоспоримым достоинствам монографии Г. Горелика можно причислить политическую бесстрастность и научную добросовестность автора. А это, даже для сегодняшнего дня, уже немало.

В общем, обе книги интересны и любопытны, но вполне могли бы быть лучше и глубже. Это вина не издателей, а лишь отражение таланта авторов. "Каждый пишет, как он слышит..."

Обозрение Николая Никитина "Неизбежность странного микромира"