Веласкес имеет значение

Как пишет Дмитрий Смолев в "Известиях", в музее Прадо открылась обновленная экспозиция, посвященная творчеству Диего Веласкеса. Дипломат, царедворец и один из величайших живописцев в истории мирового искусства скончался 350 лет назад.

Правление испанского короля Филиппа IV не ознаменовалось великими победами в войнах, приобретением новых обширных колоний или хотя бы прогрессивными реформами внутри страны. Довольно заурядным и не слишком дальновидным было это правление. Как принято выражаться у историков, оно "способствовало дальнейшей деградации" тогдашнего монархического строя. Тем не менее имя сего правителя осталось в веках. Его могут припомнить даже те, кто совсем не разбирается в династических оттенках испанского престола и прочих "тайнах мадридского двора". Филипп IV — тот самый король, при котором жил и работал Диего Веласкес. Этим почти все и сказано.

А вот сказать о самом Веласкесе, что он жил и работал при дворе Филиппа IV, — значит, сказать очень мало.

Обстоятельствами государевой службы феномен этого художника никак не исчерпывается, хотя его карьера целиком зависела от монаршего благоволения. В "должностные обязанности" Веласкеса входило создание парадных портретов членов королевской семьи и влиятельных аристократов, но со временем парадность куда-то подевалась. И заказчиков, похоже, это не расстраивало. Веласкес таинственным образом изъял из оборота лесть и напыщенность. Портреты из-под его кисти выходили не просто живыми, а многозначительными. Когда, например, понтифик Иннокентий Х после нескольких сеансов портретирования увидел холст со своим изображением (дело было в период пребывания Веласкеса в Италии), он воскликнул: "Слишком правдиво!"

Едва ли эту фразу следовало считать похвалой, и тем не менее Папа щедро вознаградил автора и поместил картину на видном месте. Могущественные клиенты этого живописца никогда не позволяли себе капризничать, отказываться от своих портретов или настаивать на переделках. Изображения, созданные Веласкесом, обладали невероятной убедительностью. Они могли чем-то не нравиться заказчику, но никто не находил в себе решимости произнести: "Портрет не удался".

Диего Веласкеса называют реалистом, однако его реализм был наделен магическими свойствами. Вспомнить хотя бы самое знаменитое из его полотен — "Менины", где из совершенно бытовой, прозаической ситуации выстроен ребус, до сих пор никем до конца не разгаданный. Какое же влияние на своих высокопоставленных хозяев надо было иметь, чтобы вовлечь их в свою игру с непостижимыми правилами! Королевская чета на этом холсте выступает в роли призраков из Зазеркалья. О возвеличивании монархии нет и речи. Властители Испании исполняют подчиненную функцию в субъективном, очень авторском спектакле. И сколь бы провальным ни было правление Филиппа IV, потомки должны быть ему благодарны за то, что он позволял своему придворному живописцу выходить за рамки принятого этикета. Именно за пределами этих рамок гений Веласкеса смог расцвести.

Платой за разрешенные королем эстетические приключения было царедворство. Веласкесу приходилось вникать в подробности ведения монарших дел (одно время он даже состоял в должности дворцового администратора) и исполнять деликатные дипломатические поручения. Были ли подобные миссии ему в тягость, мы никогда не узнаем: на такие темы художник не откровенничал. Вполне вероятно, что в душе он хотел бы избавиться от всех "общественных нагрузок", чтобы целиком посвятить себя творчеству. Не мог он не осознавать, что для истории разного рода королевские поручения ничего не будут значить по сравнению с его живописью. Но в том и состоял парадокс обстоятельств: чтобы остаться в истории великим живописцем, требовалось при жизни выказывать полную лояльность монарху. Эра "свободных художников" в ту пору даже и не брезжила.

Однако, окидывая мысленным взором творческое наследие Веласкеса, приходишь к выводу: все-таки он был свободен. Под видом обслуживания королевских интересов и прихотей он сумел сделать едва ли не максимум того, о чем может мечтать человек, взявшийся за краски и кисть.