Певец нашей печали

ИСПОЛНИЛОСЬ 70 ЛЕТ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ ПОЭТА ВИКТОРА ШНИТКЕ "... Несколько часов назад, сразу по прибытии мы не могли налюбоваться на это прекрасное сооружение... Мощная башня колокольни вонзается высоко в небо, полное звезд. Четыре декоративные башенки толпятся вокруг большой, дюжина других рассыпана по высокой кровле. Длинная стена нефа делится на три части, из которых правая и левая увенчаны остроконечными окнами, в то время как выступаяющая средняя с двумя окнами и входом, в свою очередь, делится на три части. Девять узких проёмов, похожих на украшенные резьбой трубы старинного органы, придают целому простой, отточенный ритм. У церкви семь входов: четыре маленьких по углам нефа, по одному большому в середине каждой из обеих длинных сторон и самый большой у портала, непосредственно под колокольней. Широкие, пологие ступени ведут к трём большим дверям, изящные крутые лестницы — к боковым дверям. Возможно, мою мать несли через центральный вход на крещение? А её сестры входили вечером по крутым ступенькам боковых лестниц на хоровые репетиции?.." Так Виктор Шнитке описал церковь села Каменка, в котором родилась и выросла его мать — Мария Фогель. Насколько мне известно, никто из немецких писателей-волжан, исключая, конечно, другого нашего знаменитого земляка, Бориса Пильняка (Бернгардта Вогау), с такой трогательной привязанностью, с таким мастерством и лирической, иногда полной предчувствий грустью не описал свою родину,<землю отцов>, как говорят казахи. И по-моему, прав поэт и публицист Роберт Вебер, отметивший, что в словах Шнитке-писатель выразил то же, что его брат, всемирно известный композитор Альфред Шнитке, выразил в своей печальной музыке. Любовь Виктора Шнитке к своей малой родине отразилась в его характере и творчестве. Он считал себя сыном двух народов. Его отец был евреем. Он родился во Франкфурте-на-Майне, работал журналистом в России, а после войны — в Австрии, писал на немецком языке. Мать происходила из поволжских немцев, она была учительницей, а после войны заведовала отделом писем в редакции выходившей в Москве газеты "Нойес Лебен". О своем происхождении Шнитке однажду написал так: Сам с собою я неуживчивый: Всё сошлось во мне смесью взрывчатой — кровь еврейская, кровь немецкая, речь российская, власть советская. Иудеи тут, там католики — И гармонии нет ни толики. А родился он в городе Энгельсе, столице бывшей АССР немцев Поволжья, где проживал и во-время войны, ибо семья Шнитке благодаря происхождению отца выселению не подлежала. После войны семья несколько лет жила в Вене. Отец Виктора работал там в качестве советского журналиста. Затем вновь переезд. На этот раз в Москву, где Виктор поступил в институт иностранных языков, где изучал английский и немецкий языки. После учебы он был принят в английскую редакцию журнала "Новое время", работал также редактором в издательстве "Прогресс". На немецком языке стал публиковаться с 1972 г., писал также по-русски и по-английски. Его первая книга на немецком языке "Die Stimmen des Schweigens" вышла в 1992 году в издательстве "Радуга" (Москва), за ней увидел свет его сборник стихов на трех языках "Стихотворения. Gedichte. Poems", которому суждено было стать посмертным — 17 ноября 1994 года Виктор Шнитке скончался в немецком городе Регенсбурге, находясь в командировке. В этой непродолжительной жизни далеко не все было безоблачным. Виктор Шнитке из-за своего происхождения и своей фамилии многого лишился. Но при этом он понимал насколько незначительны, выражаясь словами А.Т. Твардовского, "обиды тяжкие собственной персоны" по сравнению с судьбой двух миллионов земляков, российских немцев, "которые в 1941 году были ограблены, лишились земли и крова, были разбросаны по всей стране. Десятки тысяч в одночасье выселенных с родной земли людей умерли в дороге, а кто выжил, потерял всё, что делает народ народом..." (рассказ "Кража"). В начале 1980-х годов писатель еще надеялся на то, что довоенный уклад жизни его земляков может быть восстановлен. Посетив родное село своей матери, он закачивает свой рассказ "В Каменке" следующими словами: "Чтобы пить из Бринты (ручей, впадающий в Иловлю, — Р.К.) приходилось ложиться на живот и ловить струйку вытянутыми губами, хрустя песком на зубах. И всё же тот, кто набрался бы терпения вырыть вокруг струйки небольшую канавку и выждать, пока её наполнит журчащая вода, мог бы и теперь, пожалуй, утолить жажду". Конечно, налицо поэтическое выражение надежды на возвращение изгнанников к родным очагам. Надежды, которой суждено было остаться лишь метафорой. Но стихи и проза Виктора Шнитке — реальность. Они живут в сердцах и душах его земляков.

Д-р РОБЕРТ КОРН