"Великая смута" — продолжение восьмое

ХРОНИКА БИТВЫ ЛЕГИОНОВ РИМСКОЙ КУРИИ С РУССКИМ ПРАВОСЛАВИЕМ И СЛАВЯНСКОЙ КУЛЬТУРОЙ (Взгляд историка на роман В. Куклина<Великая смута>. Доктор исторических наук, профессор Д. Иманалиев (г. Ташкент, Узбекистан) для книжного издательства<Урал- ЛТД>(г. Челябинск, Россия)

Роман<Великая смута>, являясь приключенческим внешне, остается историческим по сути и философским по своему назначению. Мне, как историку, много лет занимавшемуся проблемой раскрытия исторических тайн начала семнадцатого века в России и в близлежащих странах, чтение этого романа помогло разобраться в сути происходящих в Московитии процессов больше, чем даже изучение первоисточников. Потому что историк-профессионал мыслит и анализирует события и поступки целых народов, социальных групп и государств, а писатель проникает во внутреннюю сущность каждого отдельного человека, будь то простолюдин либо царь, боярин, дворянин. В результате, как правильно заметил рецензент романа-эпопеи<Великая Смута>к. и. н. Цветков (см. его рецензию для издательства<Центрополиграф>), книгу В. Куклина, с точки зрения специалистов-историков, следует рассматривать, как роман-версию. Но при этом, я считаю, следует отметить, что версия эта имеет полное право на существование, как и ныне существующие хрестоматийные. Потому что хрестоматийных версий о характере событий, происходивших в России с 1600 года по 1618 год, довольно много, все они находятся в противоречии друг с другом и по-разному объясняют события, известные по весьма скудному количеству источников, но они уже привычны нам с пятого класса и сомнений не вызывают. Автор романа утверждает, что ему были доступны материалы, находящиеся в книгохранилищах различных государств, ибо он является гражданином Германии и имеет возможность пользоваться этими материалами с большей степенью свободы, чем ученые стесненной средствами и границами России. Опираясь на свои исследования, В. Куклин как бы расширяет возможности осмысления давно известных фактов и приводит читателя порой к весьма неожиданным и интересным выводам. Так, например, главный персонаж романа И. Заруцкий, по утверждению автора, являлся агентом римской курии, солдатом иезуитского ордена, действовавшего на территории Московского государства в качестве католического агента, подготавливая смуту. В работах Н. Костомарова и И. Забелина в нескольких местах мелькает подобная мысль в качестве объяснения ряда поступков этого выдающегося авантюриста. Но уважаемый профессор Костомаров, как известно, пользовался для написания своих работ большим количеством старопольских документов, практически неизвестных нынешним русским исследователям. Если подобные документы стали известны В. Куклину, то образ Заруцкого, каким его представляет автор романа, может считаться исторически достоверным. Даже более достоверным, чем он показан в книгах других известных мне авторов художественных произведений. Как справедливо заметил член корреспондент АН СССР А. Панченко в одной из бесед,< историки России подозрительно мало внимания обращали на сущность противостояния римско-католической и православной церквей на протяжении всего периода существования России в качестве монархии, и совсем эта тема оказалась заброшенной для изучения в период советской власти>. В. Куклин, кажется впервые, нарушил это табу и вполне откровенно заявил о том, что Русь находилась (следует признать и находится по нынешнее время, что делает роман современным) под пристальным вниманием римского престола, который стремился (и продолжает стремиться) к уничтожению православной конфессии на Руси и к приведению христиан восточных государств в католицизм. По сути, в книге<Великая смута>Валерия Куклина речь идет о столкновении двух религиозных конфессий, двух мировоззрений, двух форм человеческого бытия: западного индивидуалистического и восточного общинного. Победа православия на территории России неизбежна — и это видно едва ли не с первых глав романа. Не показано в лоб, не объяснено словами, а выражено так, что сама мысль автора оказывается прочувствованной читателем. Мне даже кажется, что католик либо лютератнин, баптист, какой-нибудь сектант при прочтении этой книги будет сопереживать не самозванцам и полякам, пришедшим на Русь с тем, чтобы<принести истинную веру и цивилизацию>, а этому множеству самых обычных русских людей, которые живут на страницах книги полноценной и полнокровной жизнью, как герои Л. Толстого и М. Шолохова. Этим именно и опасен роман В. Куклина врагам России и потому он так долго шел к читателю. Как известно, Заруцкий стал одним из руководителей первого московского ополчения — самого, быть может, таинственного периода русской истории, практически не описанного литераторами, а историками совершенно не изученного. Основанием для нескольких строк в учебниках в течение столетий и до сих пор служили мемуары князя Хворостинина, написанные им спустя четверть века после событий в тюрьме и в угоду тогдашнему соправителю царя Михаила патриарху Филарету, а также<Хронограф>, составленный по заказу того же лица. В них Заруцкий оценивается, как изменник делу спасения Руси, хотя факты показывают, что именно этот<изменник>в течение более чем года являлся единственным военачальником, который взял на себя ответственность за спасение Руси от римской экспансии. Таким образом, если следить за ходом мысли В. Куклина, роман<Великая смута>должен показать, как римский шпион, пройдя чрез горнило смуты (читай — Гражданской войны), становится активным противником римского престола, польского короля Сигизмунда (истово верующего католика) и присягнувших королевичу Владиславу изменников-бояр. Прокопий Ляпунов — соправитель Заруцкого и руководитель рязанских ополченцев в 1611 году, выступивших против засевших в Москве поляков, — предстает в начале романа противником Заруцкого-шпиона, которого он пытается поймать на Псквощине в качестве сотника московских стрельцов. Диалектика развития этого образа столь сложна, что пересказывать ее в короткой рецензии нет возможности. Ляпунов — как бы второй пласт русских патриотов, которые, обманувшись самозванцем, в конце концов, увидят истинных виновников бед своей державы, прекратят смуту, выгонят поляков и изберут своего царя. Правда, самого Ляпунова к тому времени убьют казаки Трубецкого (так утверждают документы, но советскими и постсоветскими историками заявляется, что убили рязанского вождя казаки Заруцкого). Семнадцатый век — сплошная тайна. Явление недавно еще признанного мертвым последнего сына Ивана Грозного — событие, которое привлекло внимание множества русских писателей, в том числе и Пушкина. Выдвинуто более десяти версий, объясняющих этот феномен. И споры между историками не прекращаются по сию пору. В первых книгах романа<Великая смута>В. Куклин не высказывает свою версию, он просто представляет нам весь ход событий с точки зрения окружающих Лжедмитрия людей, показывает различные слои общества русского государства, используя огромное количество этнографического материала, оставаясь при этом не занудным автором, а интересным. Ход — типично экзистенциальный. И одновременно драматургический. В конце романа должна раскрыться тайна. В первых же книгах — только наметки: Заруцкий был во время событий в Угличе возле царского терема, во дворе которого царевич Димитрий зарезал сам себя. Филарет соучаствовал в перезахоронении останков царевича в Успенский собор. Заруцкого не раз видели в царских покоях Кремля во время правления Лжедмитрия. И еще с десяток подобных мелких фактов обнаруживается читателем, делая роман к тому же и детективным. Смерть царя Бориса, описанная В. Куклиным, не объяснена до сих пор ни одним исследователем. А. Пушкин представляет нам ее, как событие, иллюстрирующее древнегреческий миф о Мойрах, Судьбе и Роке. В<Великой Смуте>же нам представлена детективная история, которая весьма прозаически объясняет причину столь своевременной для самозванца смерти русского царя. Почти так же разрешается ситуация с гибелью первого Лжедмитрия, с появлением на исторической арене<царевича Петра>, Ивана Болотникова, роли Молчанова в становлении самозванства на Руси. И многие, многие другие эпизоды истории, выпавшие из внимания историков только потому, что летописцы и мемуаристы 17 века уже ответили на эти вопросы так, как следовало оценить происходящее людям их общественного положения и образования. В. Куклину, как мне кажется, удалось перешагнуть через большое число шаблонов предвзятости, присущих авторам прочитанных и проанализированных им документов. Большое число исторических лиц, действующих на протяжении романа, поражает своей выписанностью, достоверностью и глубиной образов. Историк, читающий подобный роман, попадает под обаяние образа раньше, чем начинает оценивать степень достоверности его описания. Первым в списке таких образов следует отнести Василия Ивановича Шуйского — фигуру в русской истории все-таки трагическую, хотя и описанную сторонниками династии Романовых, как потешная и ничтожная. Великий патриот и мученик, каким он должен быть в конце романа, будущий русский царь предстает интриганом и придворным шаркуном при царе Борисе, хитрым и неблагодарным организатором заговора против Лжедмитрия, разумным царем и удачливым воеводой против многотысячного войска Ивана Болотникова. Но потом царь Василий оказывается проигравшим в борьбе честолюбцев. Почему? У историков сотни ответов. У В. Куклина один: в то жестокое время царь Василий был настолько добрым, что по его приказанию так и не было казнено ни одного человека, а убийство Болотникова было приписано его приказу много лет спустя. Если обратить внимание на то, что убийцы воеводы мятежного войска не получили никакого вознаграждения за свое действие, но получили жалованье за усердную службу Шуйскому десять лет спустя, уже при Романовых, то становится понятна версия автора романа и причина передачи версии о вине Шуйского из одного документа в другой. Последним персонажем, на котором мне хотелось бы остановиться, можно назвать Марину Мнишек. Ее как раз, по моему разумению, В. Куклин описал весьма претензициозно, хотя и с большой степенью достоверности образа. Я, как ученый, представляю школу общественно-политического осмысления истории, то есть делаю выводы о характере исторических процессов, базируясь на анализе действия общественных групп, но никак не объясняя то или иное явление чисто умозрительными решениями, принятыми людьми с больной психикой либо странной сексуальной ориентацией. В. Куклин, взяв за основу библиотеку самборского замка, в котором прошли детские годы будущей русской царицы, а также сохранившиеся в Польше, на Украине и в Чехии предания о представителях этого рода, описал жизнь этой авантюристки и объяснил на основании этого причину признания ею Лжедмитрия Второго своим мужем. Очень достоверно, очень интересно, познавательно, но профессионального историка заставляет не спешить с поздравлениями автору, а, сделав запись в своем блокноте, ждать продолжения романа, чтобы выяснить характер развития отношений Марины со все тем же Заруцким, из которых станет ясно, насколько был прав автор в своем стремлении объяснить характер Марины по Фрейду. Книга, признаюсь, настолько увлекла меня, что я, прочитав первые четыре тома, жду продолжения с нетерпением. Особенно по вкусу мне лично то, что в наше время межнациональных конфликтов и фальсификации истории во всех бывших республиках Советского Союза, нашелся автор, который, оставаясь русским патриотом, сумел не только не оскорбить национальное достоинство людей других наций, но и показать их с самой хорошей стороны. Как представитель Востока, я с удивлением обнаружил, что о некоторых деталях о жизни своих предков я могу узнать только из романа русского писателя Куклина. Знание быта и психологии моего кочевого народа у автора<Великой смуты>столь глубинные, что для консультации пришлось мне обращаться к своим землякам-аульчанам и работникам института этнографии Академии Наук Казахстана — и они не нашли ни одной погрешности в описании В. Куклиным образа жизни кочевников 17 века. Насколько мне известно, подобное отношение к отрывкам из романа, опубликованным на Западе, и у немецких польских, итальянских, чешских и шведских историков. Мне кажется, что доцент Цветков правильно отметил те основные причины, по которым книга В. Куклина будет пользоваться спросом в среде ученых-историков. Но куда большее значение роман<Великая смута>имеет для людей, которые просто интересуются историей своей Родины. На книжных полках сейчас большое количество поделок, не имеющих ничего общего с научным осмыслением происходивших в истории русскоязычных стран процессов. В Казахстане, в Узбекистане, в Киргизии, на Украине, в Прибалтике выходит большое количество так называемых исследований, романов и монографий, имеющих явно антинаучный, порой откровенно нацистский характер. Фальсификации вроде книг В. Суворова стали нормой в издательском бизнесе многих стран. Российским книжникам повезло хотя бы в том, что на их книжных полках появится книга научно достоверная, добрая и честная — роман-хроника Руси 17 века<Великая Смута>.

Читайте продолжение романа Валерия Куклина.